– Ну, вот что, пойдем-ка лучше ко мне, а то моя жена будет гнать меня из дома…
– И что, часто она тебя гонит?
– А то, как же, каждый день домой не впускает, ключи мои забрала, а сама с каким-то мужиком живет, – Сепов еще крепче прижал к себе пса, и тот жалобно завыл.
– Ну пойдем, посмотрим. Да, кстати, а как же ты домой попадешь?
– Да никак. Просто лежу под дверью, пока она от жалости не впустит!
– И часто она тебя не впускает?!
– А то нет. Когда я с кем – нибудь прихожу, она все время вызывает милицию и обвиняет меня вместе с моим гостем в самых сумасшедших поступках.
– И в чем же она обвиняет, к примеру?
– Слушай, – закричал Сепов, – я даже вспоминать об этом не хочу, не то что говорить…
Пес на его плечах завозился и зарычал, словно улавливая настроение своего неожиданного хозяина.
– А может, выпьем для храбрости? – обратился я к Сепову.
– Вот это дело, – согласился Сепов, – а то у меня уже который год жизнь не склеивается! Все на одних только нервах и держится! А чему здесь удивляться, когда для всякого мужчины она, женщина, какая бы красивая ни была, едва ли достижимый идеал. А если говорить без парадоксов, то всякое внимание заранее и неизбежно осуждено на полное равнодушие!
– Ну ты, Сепов, и философ, – заметил я.
– Станешь философом, когда живешь, как в анекдоте, – задумчиво подтвердил Сепов.
– Слушай, ты бери моего пса, а я сейчас быстро в магазин сбегаю, – и Сепов тут же возложил мне на плечи грязного пса.
– А он меня не съест? – спросил я, и пес тут же лизнул меня в губы; от языка пахло какой – то вонючей рыбой…
– Слушай, – обратился я к Сепову, но Сепов уже убежал, поэтому я присел на лавочку у подъезда.
Сепова не было двадцать минут, за это время довольный своим лежанием на моих коленях кобель излизал все мое лицо, и теперь от меня тоже пахло какой – то рыбой.
– Слушай, а что от тебя так рыбой воняет? – спросил Сепов, присаживаясь ко мне на скамейку.
– А это ты у своего кобеля спроси.
– А-а, – Сепов хлопнул себя по голове, – я ж его на вокзале рыбой кормил.
– Мне от этого не легче.
– Ну, ладно, не огорчайся, лучше посмотри, что я взял, – и Сепов с ловкостью вытащил из-за пазухи бутылку молдавского коньяка.
– И сколько стоит? – спросил я.
– Неважно, – ответил Сепов, поднимая к себе на плечи пса, – мне все равно на еду хватит, а все остальное есть… Ну что ж, пошли ко мне?
– А ты не боишься, что твоя жена вызовет милицию? – спросил его я.
– А-а, пропадать, так с музыкой, – улыбнулся Сепов.
И мы зашли в подъезд. В подъезде пес почему-то стал громко лаять и вырываться из нежных объятий Сепова. Весь красный от натуги, как рак, Сепов еле сдерживал в своих объятьях это беспородное чудовище.
Пес взвизгнул и тут же затих, но в лифте он неожиданно вырвался и тут же стал бросаться на нас с пеной изо рта.
Я зажмурил глаза и прижался лицом к стене.
– Скотина! – закричал, как резаный, Сепов, и я, открыв глаза, увидел его изорванные в клочья брюки.
Кобель от страха прижал уши и забился в угол, пытаясь, по-видимому, хоть куда-нибудь спрятаться. От злости Сепов даже ударил его ногой, но промахнувшись, потерял равновесие и повалился на меня, я же от неожиданности тоже покачнулся, и мы вместе с Сеповым рухнули на дрожащий пол лифтерной будки.
Когда мы привстали, тяжело вздыхая и охая, я увидел под Сеповым желтую лужицу.
– Сепов, ты что, обмочился? – сочувственно спросил я у него.
– О, если бы, – застонал Сепов, потрясая над своей головой разбитой бутылкой…
Теперь я впервые призадумался о том, что моего бедного сослуживца Сепова преследует какой-то неотвратимый рок.
– Хочешь, поедем ко мне? – спросил я у него.
– Ну, неужели, – заплакал Сепов и обнял меня, – я всегда подозревал, что ты и есть мой друг!
От его слов я растерялся и с трудом вышел из лифта, когда же я вышел из подъезда и обернулся на Сепова, то мое удивление переросло в столбняк.
Задыхающийся и потеющий на глазах Сепов опять нес на руках скулящего и повизгивающего пса.
– Сепов?
– Что?!
– Ты опять хочешь взять его с собой?
– Но не бросать же?! – и Сепов с изумительной лаской прижал к себе виновника наших злоключений. Пес лизнул его в губы, и мы пошли ко мне…
– Послушай, – нахмурился Сепов, – если ты это напечатаешь, то ты мне больше не друг!
– Значит, не друг? – усмехнулся я.
– Ну, ты сам подумай, кто меня после этого будет уважать?!
Начальник, если прочтет, вообще всякое расположение ко мне по теряет!
– Ага, значит, ты боишься потерять всякое уважение?
– Ну, не только одно уважениё, – поморщился Сепов, – и вообще навыдумывал, черт знает что, даже мурашки по телу бегают! Что, покрасивее что ли не мог приврать?!
– А как покрасивее?!
– Ну, во-первых, собака, она должна обязательно быть очень породистой.
Например, я нес бульдога. Ну, конечно, это был бульдог! А лучше скотч-терьера
Во-вторых, я его нашел не на вокзале и вообще я его не нашел, а мне его подарил дядя Мойша перед поездкой в Израиль, потому что боялся, что из-за собаки его туда не пустят.
Потом, про жену! Про нее надо было написать так, что я ее сам выгнал из дома, потому что она плохо готовила и к тому же все время таскала у меня из кармана доллары!
– А про доллары-то, зачем, Сепов?
– Ну, чтобы больше уважали! Богатых-то людей ведь всегда уважают! – Сепов привстал на цыпочки и важно, заложив руки за спину, прошелся по кабинету, – да, еще, кстати, совсем выскочило из головы, хорошо что вспомнил, – для убедительности Сепов даже почесал затылок, потом лоб и, несколько раз кашлянув, сказал, – а еще напиши, что у меня прижился один негр из Суринама, который днем моет мне посуду, а по вечерам играет для моих гостей на саксе.